Пегги в своей работе с семьями опирается на нарративную практику Уайта и Эпстона, коллаборативную терапию Андерсон и Гулишиана, движение поддержки семей и феминистские идеи. Движение поддержки семей заинтересовано в укреплении отношений между родителями и детьми – в социальном, культурном и историческом контексте. То есть, чтобы ребенок мог развиваться, важно поддерживать семью, а чтобы поддерживать семью, важно укреплять местное сообщество и сообщества по интересам, в которые семья включена. Поддержка семей очень сильно связана со сферой профилактики, а не только терапии. Родители получают поддержку специалистов в том, чтобы осознавать и развивать собственные ресурсы и укреплять связи с сообществом – не только принимая помощь сообщества, но и внося собственный вклад в его благополучие. Формирование сообществ происходит посредством групп взаимной поддержки, общественных организаций и местных игровых групп для детей.
Пегги пишет о двойственности материнского опыта, о гневе-и-нежности, о том, что в современном обществе существует искусственное разделение образа матери на «хорошую мать» и «плохую мать»; в результате этого разделения неоднозначность материнского опыта замалчивается. Требования соответствовать образу «хорошей матери» вызывают у матерей сильную тревогу и чувство несостоятельности. Различные системы воспитания предъявляют к поведению родителей противоречивые требования. Многие психологические концепции, приписывающие матерям ответственность за проблемы детей (в том числе – выросших), усугубляют переживание «материнской вины». С точки зрения Пегги, задача терапевта состоит, в частности, в том, чтобы помочь ослабить это переживание.
Пегги работала в центре помощи семьям, а также как частнопрактикующий семейный терапевт в небольшом местном сообществе в штате Вермонт. Она обращает внимание на особенности работы терапевта в ситуации, когда вчерашний клиент может сегодня снова появиться у вас на пороге, и теперь вы нуждаетесь в его услугах – у вас засорились канализационные трубы, вы вызвали слесаря… а вот и он. С одной стороны, это усиливает этическую ответственность терапевта перед клиентом, а с другой стороны, показывает, что отношения в рамках профессиональных ролей условны, и позволяет использовать имеющиеся ресурсы сообщества и создавать в рамках сообщества новые связи и системы поддержки.
Пегги пишет о том, что поддерживающее расспрашивание об особенностях материнского опыта конкретной женщины укрепляет чувство сопричастности, уверенности в себе, и ведет к новым поступкам, в которых воплощаются лучшие намерения женщины. От этого могут начать «расходиться круги» изменений в семье, в дружеском окружении и в сообществе.
Мне показалось важным, что Пегги пишет про сочетание подходов. Она пишет, что родители живут в реальности бессонных ночей, кормлений, переодеваний, детских болезней, конфликтов и пр., и испытывают очень сильную тревогу и неуверенность. Они сами просят предложить им информацию и ресурсы, а не только задавать терапевтические вопросы. Они благодарны за сочувствующий, поддерживающий, нормализующий их опыт и (иногда) разъясняющий отклик. Неэкспертность терапевта проявляется в том, как именно терапевт дает этот отклик и предлагает ресурсы. Терапевт предлагает варианты как возможности, а не как нечто, чему обязательно необходимо следовать, — и делает это так, чтобы ни в коем случае не усугублять переживание неадекватности и вины у родителя. Пегги пишет, что очень важно расспрашивать родителей о том, что у них срабатывает, а что – нет, и что помогает им действовать в соответствии с лучшими намерениями, оставаться в контакте со своей любовью к ребенку и с ответственностью перед ним — в самых разных обстоятельствах. Размышление и формулирование ответов на эти вопросы способствует развитию родительских навыков.
Дарья Кутузова 