Дэвид Уайт
РЫБАЛКА
Когда она умерла, я пошел и сел у реки
в Бёрнсолле, под знаком «Красного Льва»,
где мы когда-то сиживали, и нам было хорошо сидеть рядом,
поверх кружек посматривая на мост и на реку за ним.
И мы не считали возможность просто так сидеть рядом
чем-то особенным, то чуть ближе друг к другу,
то чуть дальше, легко смещаясь
в границах наших личных пространств —
тоже само собой разумеющихся.
Просто два человека вместе, еще живые,
то разговаривают, то молчат, то шутят.
И я подумал, где она сейчас
в каком сияющем нигде
а я остался тут
забрасывать удочку
туда, докуда прежде мне не удавалось,
и леска чертит дугу на фоне неба
— которого она не видит —
остался
в сильном потоке забрасывать удочку,
чтобы поймать движение или проблеск,
просто воспоминание
в движущемся зеркале, —
и впервые почувствовал, как крепко
может ухватить тебя
чистый
поток отсутствия.
Так странно было
выскользнуть
в этот поток
из трудами добытой
зрелости,
почувствовать себя
брошенным,
и провисает леска,
и нет моста,
земля плывет,
и замерла река,
крючок мой зацепился
за ничто,
и больше нечему
в текучем мире
цеплять, хватать,
удерживать, тянуть.
Дарья Кутузова 