«Предел подчинения»: Главная психологическая «граница» в нарративной практике

Дарья Кутузова

Чувство личностной несостоятельности

Нарративная практика пришла в Россию в 2001 году, и с тех пор множество людей познакомилось с ее основными положениями, принципами, приемами и техниками. Однако, к сожалению, основные работы Майкла Уайта, основоположника нарративной терапии и работы с сообществами (наряду с Дэвидом Эпстоном), еще не переведены на русский язык. Многие идеи и приемы нарративной практики, выходящие за пределы начального уровня ее освоения, пока еще не достаточно доступны заинтересованному русскоязычному читателю. 

В нарративной практике считается, что одной из основных проблем современных взрослых людей и подростков является чувство «испорченной идентичности» (термин заимствован Майклом Уайтом у Эрвинга Гоффмана), проявляющееся в чувстве «личностной несостоятельности». Говоря о чувстве неадекватности, или личностной несостоятельности, Уайт вовсе не имеет в виду неспособность справиться с рутинными задачами повседневной жизни, провал, неудачу в выполнении какой-то конкретной деятельности (например, неумение как следует позаботиться о детях, аккуратно водить машину и пр.). Скорее, он имеет в виду провал, неудачу в деятельностях, напрямую определяющих идентичность человека: «не удалось состояться в жизни», «не удается жить нормальной жизнью, создать нормальную семью, получить нормальную работу». Это ситуация, когда человек чувствует, что «завалил экзамен на нормального, состоявшегося человека» — в том смысле, в каком это определяется (и превозносится) в современной культуре.

Читать ««Предел подчинения»: Главная психологическая «граница» в нарративной практике» далее

Чувство личностной несостоятельности

Наболело, поэтому сегодня я напишу-расскажу про чувство личностной несостоятельности. Про него не прочтешь в «Картах нарративной практики», это следующий уровень, но мне кажется, это один из ключевых моментов в нарративной практике в целом.

Если сильно упрощать объяснения Майкла Уайта, получается вот что: в современном обществе есть куча разных «мерных линеек», об которые человек может приложиться. Эти «линейки» — разные измерения, входящие в состав того, что в данный момент в этой культуре или субкультуре значит «быть настоящим, полноценным, состоявшимся, успешным человеком».

В субкультуре, частью которой являюсь я (и которая представлена моей френдлентой), настоящие, правильные, состоявшиеся как личности люди делают следующие вещи: бегают (с «нуля» и до марафона), занимаются йогой, развивают осознанность, медитируют, пишут фрирайтинг, ставят цели, проводят детокс, проживают совершенный день, путешествуют с детьми, открывают бизнесы, создают свои учебные курсы, издают книги (и даже целые серии), организуют фотосессии с супругами и детьми, занимаются фандрайзингом и волонтерством, выращивают свою собственную еду без применения химикатов, и т.д. и т.п.

Приложившись об эту линейку, назовем ее «саморазвитие и вовлеченность», я огребаю мощное чувство личностной несостоятельности. Типа «все нормальные люди вот, а я вот нет».

И, конечно, хочется привести себя в соответствие, стать «нормальным состоявшимся человеком». Но одновременно с этим, говорил Майкл Уайт, человек, как правило, испытывает нежелание прогибаться под стандарт, прыгать по свистку и ходить строем, даже к светлому будущему.

Мы постоянно получаем из социума приглашения что-то этакое сделать с собой и привести себя в какое-то соответствие. На какие-то приглашения мы ведемся и соглашаемся, а какие-то отметаем, пропускаем и продалбываем. Надо же, столько было возможностей улучшать себя, а мы их продолбали! (сарказм детектед)

Тут можно представить себе плакат с красноармейцем с указующим на зрителя перстом и любой подходящий текст, типа: «А ты почему еще не поучаствовал в стодневке?..» Нет, правда, почему? Тут очень интересно обоснование, которое мы себе произносим в своей голове. Оно так или иначе о том, что для нас важно. Например: «на это сейчас нет сил», «я не хочу форсировать свои внутренние процессы», «там надо делать постоянное усилие, а я хочу расслабляться».

Где-то там та грань, переступить которую — значит «предать себя», «включить программу самоуничтожения». Как правило, человек нутром чует, где для него проходит эта грань, но часто не может выразить словами, про что для него это «отступать некуда, позади Москва».

Что именно он защищает, отказываясь поддаваться приглашениям сделать с собой и из себя что-то эдакое и привести себя в соответствие? Как правило, какую-то свою внутреннюю правду, какие-то очень важные ценности, которые могут очень сильно отличаться от общепринятых. Уникальные, а не типичные. Может быть, преходящие и значимые только в этот конкретный период жизни. Не модные и мало кем поддерживаемые. Они могут быть выражены каким-то ярким образом. Например, образом внутреннего медведя, который утаптывает свое лежбище в логове, чтобы улечься в спячку. И потом он будет лежать там и видеть сны. А если он будет шататься где-то вместо этого до весны, добра не жди. Может быть, это про эвдемонию — жизнь в гармонии с внутренним демоном.

И вот это очень интересно исследовать — в какую картину мира будут вписываться эти ценности? И какую реальность мы будем создавать, если будем воплощать эту картину мира в своих поступках? Что в ней ценного? И кто мог бы нас понять и поддержать в этом?

В двух словах: «сачкуя» и упуская шансы на «успех», мы защищаем что-то очень важное для себя. Оно очень существенно в нашей картине мира и в том, как воплощается в ней гармония. Провал и неудача — это путь побега в свое собственное царство, если удастся его разглядеть.

«Успешность», чувство личностной несостоятельности и модели времени

Сегодня думаю о концепциях времени, о целеполагании, планировании, саморегуляции, о том, что составляет эталон «успешного», «нормального», «состоявшегося» человека — и о том, как это все опрокидывается в жизнь людей, живущих с хроническими заболеваниями, и их близких. И как порождает «чувство личностной несостоятельности». Ну, и что с этим делать.

Все эти вопросы для меня прямо «на острие» внимания, невероятно актуальны. И как для человека, чье тело иногда ведет себя непредсказуемо и создает условия, не располагающие к продуктивной работе. Иногда у меня много планов, а вот так проснешься утром, и обнаружишь себя внезапно с температурищей и головокружением, не позволяющим оторвать голову от подушки, смотреть в экран или в напечатанный текст. Привет, планы! Вы были хороши, но сегодня я — пас.

Но гораздо чаще я-то сама чувствую себя «нормально», и спасибо всему за это. Но у меня есть близкие — родитель, партнер, ребенок, близкие друзья, для которых я один из основных «узлов» поддержки, — которые живут с хроническими заболеваниями, и их тела тоже непредсказуемо ставят меня в ситуацию внезапного пересмотра планов. Практически в любой момент я могу обнаружить, что пора переходить в модус «тревога N-го уровня, потенциальная критическая ситуация со здоровьем близкого человека» (иногда доходящая до уровня «вопрос жизни и смерти»). Забота и поддержка выходят в приоритет. Привет, рабочие планы! Теперь опять не до вас.

И если бы я измеряла свою «успешность» только в категории «удалось избежать катастрофических последствий для жизни и здоровья близких», тогда я была бы стопроцентно успешна и не было бы у меня с этим аспектом самовосприятия никаких проблем. Все живы, все в какой-то степени здоровы и по возможности счастливы. Ну не ура ли? Совершенно точно ура.

Но я продолжаю сравнивать себя с тем эталоном «успешности», который я так качественно насобирала себе в голову из разных социокультурных предписаний, еще пока была «автономной боевой единицей» и единственной моей проблемой был подагрический артрит, поражавший суставы запястий и кистей рук до невозможности печатать. «Ха, тоже мне проблема, — думала я, — вот обезболивающее, вот программа распознавания речи, а еще лучше — вот диктофон и расшифровщики, будем выдавать текстовую продукцию, несмотря ни на что». У тебя должна быть цель, к которой стремиться, у тебя должен быть четкий план, у тебя должна быть команда, кончай ныть, давай работай.

«Настоящий», «нормальный», «состоявшийся», «успешный» человек, он ведь кто, судя по множеству всяческих инфо-вбросов везде (книг, презентаций, подкастов и т.п.)? Он тот, кто самостоятельно ставит цели, может адекватно моделировать значимые условия их достижения, может составить алгоритм достижения цели и ответственно следовать ему. Он вносит коррективы и не сходит с дистанции. Он компетентен. Он может поставить себе дедлайн и выполнить свои обязательства перед собой и другими.

А если ты вдруг перестал что-то из этого мочь (а тем более многое сразу), — ты получаешь, в дополнение к уже имеющимся у тебя жизненным сложностям, еще ощущение, что ты «не состоялся как личность», стал человеком «второго сорта», твоя идентичность «испорчена».

Сегодня я думаю о том, какую роль в этом во всем играют представления о времени, которых придерживается человек. Очень интересно это сформулировал профессор Раффаэле Менарини из римского университета LUMSA в статье, написанной для Ассоциации больных ревматоидным артритом в провинции Лацио. Он пишет о двух типах внутреннего субъективного времени человека, живущего с хронической болезнью. Один — это «кронос», циклическое время «страдания — облегчения — нового страдания». Жестокое колесо вечного возвращения обострений. Второй — это «кайрос», благоприятный момент открывающихся возможностей, разрывающий цикличность субъективного времени и выводящий время в новое измерение. И «кронос», и «кайрос» со-присутствуют во внутреннем мире человека, живущего с хронической болезнью. Думаю, что в жизни его близких тоже.

Мне бы хотелось добавить к этой идее профессора Менарини еще одну. Дискурс «ты существуешь, если ты успешен, то есть, читай, продуктивен» требует для своего существования линейного времени. Чтобы на этой линии можно было отмечать цели и прогресс.

У Айры Прогоффа я в свое время прочитала очень интересные рассуждения про модель времени у Блаженного Августина. Где время — это не одномерная линия, а точка, раскрывающаяся в объем. И тогда, в этой модели, успешность состоит не в том, чтобы попасть из пункта А в пункт Б быстрее или по крайней мере вовремя, а в том, чтобы в каждый конкретный момент проживать максимальный объем смысла, воплощать ценности. В линейной модели времени прошлое — это оставленный след, и по тому, какой след ты оставил, тебя и судят (в том числе и ты сам). В августинианской модели прошлое и будущее существуют только в нашем сознании — как память и воображение. Есть актуальная ситуация и смыслы, которые возможно в ней максимально прожить, ценности, которые могут быть воплощены. И единственная сверка — это не сверка оставленных следов с тем, как должны выглядеть «правильные» оставленные следы, а сверка в каждый момент времени — живу ли я в полной мере своих смыслов и ценностей, а если нет — что мне мешает?

Я думаю о том, что цикл «страдания — облегчения — страдания» требует возможности оперировать разными моделями времени, переходить от одной к другой и выбирать, какая из них полезнее всего в конкретной ситуации. Время как «кайрос» — это как раз линия ускользания, побега из «беличьего колеса» любой цикличности. Для меня оно очень сильно перекликается с августинианским временем. Чтобы прожить момент настоящего максимально смыслообъемно, мне может быть очень полезно настроиться на то, для чего этот момент максимально благоприятен.

Вот это я и могу противопоставить голосу личностной несостоятельности, который говорит мне, что из-за того, что я не выдерживаю дедлайны, часто отменяю договоренности с людьми, не достигаю своих целей в намеченные сроки, я не стану «успешным» человеком и так и буду человеком «второго сорта» из-за этого.

Я еще попробую к этой теме приложить «карту работы с чувством личностной несостоятельности» Майкла Уайта, не переключайте программу 🙂

«Быть интересным человеком» и переживание испорченной идентичности

Когда ты «не дотягиваешь до настоящего человека», тебе может быть немного стыдно — или много стыдно, и вообще неловко — рассказывать о своем опыте. Потому что «жаловаться же неприлично, давай о чем-нибудь хорошем?» Надо быть «интересным человеком». Надо «справляться». Потому что если ты не интересный человек и не справляешься, то кому ты такой нужен? Вот этот стандарт изнутри подступает и затыкает рот. И не рассказываешь, и не говоришь, потому что «либо хорошо, либо ничего». Так и начинаешь к себе, пока еще живому, относиться как к покойнику. Очень хочется быть увиденным, услышанным — а когда не проявляешься вовне, тебя никто и не видит. Иногда сил нет, моральных или физических, или и тех, и других, чтобы делать это усилие, выходить к кому-то, куда-то, выставлять себя на обозрение людей, 99,99% которых посторонние и равнодушные — в надежде, что найдется кто-то из этого 0,01% неравнодушных, и увидит.

«Нормы поддержки» и депрофессионализация помощи

В современном индивидуалистическом обществе существуют негласные «нормы» поддержки, которую человек «вправе» просить и на которую «вправе» рассчитывать. Если тебе нужно больше поддержки, ты не состоялся как полноценная личность. Ты «немного ненастоящий» человек, брачок, твоя идентичность «подпорчена», поэтому ничто из того, что ты делаешь, не может быть полноценно и хорошо.

Профессионализация помощи — это тоже такая штука, которая очень способствует переживанию личностной несостоятельности. «Никто не станет со мной возиться, если ему за это не заплатят — сам по себе я не достоин того, чтобы кому-то хотелось проводить со мной время». Психолог становится тем, кто выслушает-за-деньги, соцработник — тем, кто поможет с практическими задачами за деньги. Так или иначе, это ставит их в один ряд с теми, кто продаст «любовь» за деньги, столько-то евро в час. Досада — и спасение, в чем-то — в том, что дружбу за деньги еще не научились предлагать. Дружба — это подарок.