«Нет для такого подходящей открытки» (обзор книги Келси Кроу и Эмили Макдауэлл)

“У моей знакомой недавно умер ребенок, и я не позвонил ей, не написал, потому что совершенно не знал, что сказать, не мог найти правильные слова, боялся неправильными словами сделать хуже. И теперь корю себя за это — мол, должен был найти хотя бы какие-то слова, а не молчать, не оставаться невидимым. И не знаю, что теперь делать — время-то прошло, и с какой стороны подойти к этой ситуации сейчас? Я в растерянности”.

Знакомая ситуация? Наверняка. Рано или поздно в жизни близких и дорогих нам людей — или не таких близких — случается что-то ужасное. И мы думаем, как выразить сочувствие и поддержку, но иногда не находим правильных слов и остаемся в замешательстве. В результате у нас может сложиться впечатление, что мы “не умеем поддерживать”, и мы сразу отстраняемся, даже не пытаясь что-то сделать… и тем самым наращиваем стену изоляции вокруг человека, у которого случилась беда. А в изоляции переносить беду еще тяжелее.

Поэтому очень важно, чтобы люди знали, как можно себя вести, чтобы поддержать человека, у которого случилась беда. Как повысить способность сообщества отзываться на тяжелую ситуацию в жизни человека? (Вообще, мне кажется, этому надо учить в школе. В начальной. Но и потом, конечно, еще не поздно научиться.)

Я хочу рассказать вам о книге Келси Кроу и Эмили Макдауэлл «Нет для такого подходящей открытки: что говорить и что делать, когда в жизни дорогих вам людей случается что-то ужасное и несправедливое” (There Is No Good Card for This: what to say and do when life is scary, awful and unfair to the people you love, 2017).

Про пораженца, который сидит внутри

Вчера в разговоре про лебедя и уточку в комментах прозвучала фраза, что в некоторых людях «сидит пораженец». Прежде чем говорить что бы то ни было о полезности подобного описания, я хочу озвучить главный вопрос, который оно у меня вызывает:

Как он туда попал?

Ведь ни в одном младенце никакой пораженец не сидит. И в ребенке, начинающем ходить, не сидит, потому что если сидел бы, то некоторые так и не научились бы ходить, это же радикальный вызов, ни у кого не получается сразу, у некоторых не получается достаточно долго, а уж синяков и шишек сколько.
Значит, прежде чем сесть в человека, пораженец откуда-то приходит, логично? К некоторым приходит, а к некоторым — нет. Думаю я, что этого пораженца вполне можно назвать «опыт переживания множественной травмы». Понятно, что все мы разные, и что одному ерунда, другому травма, и наоборот. И что у нас разные сообщества поддержки, поэтому кто-то справляется, преодолевает посттравматический стресс и получает посттравматический рост, а кто-то так и живет под влиянием травмирующего опыта. Этот опыт говорит человеку: «Ты бессилен, ты ничего не можешь изменить, тебе плохо, мир несправедлив, людям на тебя наплевать, выхода нет». Когда что-то чудовищное случается — вот как вчерашнее землетрясение в Италии — в первое время у пострадавших состояние шока, утраты, несправедливости происходящего очень естественно. Но бывает так, что оно не проходит и постепенно у человека формируются негативные заключения о собственной идентичности. «Я бессилен — но не потому, что оказался в обессиливающих обстоятельствах, а потому что быть бессильным — это внутренне присущее свойство моей личности». Очень большая разница: хороший я в плохих обстоятельствах, или плохой я порчу любые обстоятельства своим присутствием в них.

И вот тут, конечно, просто подумать: «По таким людям психотерапия плачет». Вполне вероятно, она могла бы помочь. Но также вероятно, что одной психотерапии недостаточно. Между одним психотерапевтическим часом и следующим — 167 нетерапевтических часов, если встречи происходят раз в неделю. Меня очень интересует вопрос депрофессионализации помощи, возвращения способности помогать обратно в сообщество. Возможно, это можно, скорее, описать как «повышение способности сообщества помогать» (capacity building). Если мы встречаем человека, которому опыт переживания множественной травмы и негативные заключения об идентичности мешают быть тем, кем ему хочется быть (а иногда и не дают вспомнить, каким ему хочется быть), что мы можем сделать вне терапевтического взаимодействия?

«Нормы поддержки» и депрофессионализация помощи

В современном индивидуалистическом обществе существуют негласные «нормы» поддержки, которую человек «вправе» просить и на которую «вправе» рассчитывать. Если тебе нужно больше поддержки, ты не состоялся как полноценная личность. Ты «немного ненастоящий» человек, брачок, твоя идентичность «подпорчена», поэтому ничто из того, что ты делаешь, не может быть полноценно и хорошо.

Профессионализация помощи — это тоже такая штука, которая очень способствует переживанию личностной несостоятельности. «Никто не станет со мной возиться, если ему за это не заплатят — сам по себе я не достоин того, чтобы кому-то хотелось проводить со мной время». Психолог становится тем, кто выслушает-за-деньги, соцработник — тем, кто поможет с практическими задачами за деньги. Так или иначе, это ставит их в один ряд с теми, кто продаст «любовь» за деньги, столько-то евро в час. Досада — и спасение, в чем-то — в том, что дружбу за деньги еще не научились предлагать. Дружба — это подарок.