ОГОНЬ И ПАМЯТЬ
(Майклу)
Помнишь, той зимой огонь в камине,
день за днем, как будто угли в пламени кто-то держал
в невидимых руках, потому что, как я сейчас
это помню, мы как будто и не отрывались
от разговора. В тот год, когда я только вернулся
с островов, всю зиму мы разговаривали, а огонь горел.
Ты наклонялся чуть-чуть вперед, к теплу, удерживая
ладонь на весу, как я сейчас над бумагой, так что
жар от огня собирался в чаше твоей руки,
а между бровей — упорная морщинка, когда
ты удерживал внимание на вопросе, чтобы он четко
сформулировался в твоей голове — и чтобы
ты почувствовал, что он начал расти и во мне.
Снаружи, в долине Огвена
дул ветер и деревья гнулись,
дождливый холодный ноябрь, ночь за ночью,
мы становились невосприимчивы к небу над нами,
сидя бок о бок, чтобы было теплей,
как овцы на ферме, притулившиеся по двое или по трое,
жались к стенам сарая и к покрытым инеем склонам.
Мы сидели лицом к огню, но спины, как овцы,
подставляли холодному ветру. Внутри, наш разговор
с трудом боролся с этой темнотой, под постоянный
аккомпанемент дождя и града.
Той зимой, которую мы вместе провели
у бесконечного огня в камине, все, о чем
мы говорили, казалось важным и необходимым.
Я как сейчас вижу, ты стоишь у кухонного стола,
оглядываясь на меня через плечо,
и в левой руке у тебя — заварочный чайник,
а в правой — чайник с кипятком, и ты
жестикулируешь ими, продолжая доносить свою мысль,
и с последним шагом в умозаключении
с удовольствием прикрываешь заварку крышечкой.
Ты тогда говорил, что хочешь знать,
был ли искренен Блейк, говоря о встрече с ангелами,
или же он преувеличивал, опираясь только на интуицию
о том, что мы можем общаться с иными мирами. Тогда,
в молодости, мне нравились бурные обсуждения,
но сейчас, вспоминая об этом, я чувствую
будоражащие, до мурашек, возможности,
открытые в этом вопросе, который ты повторял не раз.
Ответ «да» или «нет» на него сейчас
имеет огромное значение, и ты стоишь
посреди моего прошлого, как будто
перегораживая мне путь в будущее
и ищешь во мне правду,
которую я еще не готов знать.
В той кухне ты продолжаешь
говорить, а я, вспоминая тебя год за годом,
всё слушаю.
А тогда, я помню, почти все время
я вдохновенно говорил, а ты
слушал так сосредоточенно,
ночь за ночью, и вот к январю
наше ноябрьское знакомство
потихоньку превратилось в крепкую дружбу,
и я помню, как однажды в полночь
мы оба поняли, что это — особое
товарищество на всю жизнь,
и мы смеялись, поднимая
подмигивающие бокалы, и на фоне ветра,
завывавшего в ветвях деревьев, мы стали
сравнивать строки, которые каждый из нас
заучил когда-то сам по себе,
и лица наши светились в равной степени
от выпитого бренди, от бравурных строк Блейка
и от огня в камине.
В короткие промежутки между ливнями
мы выходили погулять в холмы,
варили яйца (которыми героические куры
снабжали нас) ровно до той степени,
которая, как мы были убеждены,
поможет начать день с наилучшей, правильной ноты.
В морозном воздухе едва был
намек на весну, и мы, забившись в самый подпол
зимы, укрывшись от треволнений мира,
прожили там все лето нашей дружбы. Оно было,
как я понимаю сейчас, слишком коротким,
как осталось в моей северной памяти, слишком замкнутым
на том, кто тебе дорог, не связанным
с настоящим временем, и слишком, слишком
редко я вспоминаю о нем.
После него — всего лишь несколько призрачных
воспоминаний о тебе есть у меня,
о том, как последние лучи солнца
ложатся на красный сентябрьский уэльский кустарник,
и прямо у самого гребня у Тан-и-Гарт
я вижу твой силуэт, ты быстро уходишь
и вот исчезаешь совсем.
Я проснулся сегодня, и эти
воспоминания были подсвечены в моем разуме,
и сейчас, когда я припоминаю их, я чувствую
жар того огня на своем лице, и я невольно
бросаю взгляд через пустой камин, ища тебя.
Глаза полузакрыты в сосредоточении, лицо приподнято,
так я тебя навечно вижу, обрамленного пламенем,
и до сих пор не могу сказать, это твой
серьезный ангел посещает меня из далекого прошлого,
из воспоминания, или же
он стоит прямо рядом со мной. Ты там настолько полно,
в том времени, что мое настоящее —
как мертворожденный ребенок, замерло, пытаясь вздохнуть, ожидая,
пока ты закончишь фразу.
Так странно, что ты лишаешь меня движения,
ведь ты всегда говорил, что каждый
уголок творения поет о своей живости,
обращаясь к нам на языках, которые
учить нам страшно.
Память убеждает меня,
что сейчас
ты так же жив, как и тогда, и я с одной
стороны огня, а ты — с другой, вот только этот
огонь отделяет мою жизнь от твоей смерти. Он освещает
мое лицо, твое, и в твоем я вижу, что мой страх,
что когда-то и мне придется совершить переход
в твою отдохновенную обитель,
непонятен тебе и тревожит.
Ты хочешь понять мой страх, и в моем лице ты видишь,
что меня необходимо еще убеждать.
Я чувствую, что глубина твоей дружбы теперь,
когда ты ушел, ведет к ужасным последствиям,
заставляет меня думать о будущей жизни.
Ты заставляешь меня тосковать о будущем, в котором
наше прошлое-вместе все еще живо.
Я кладу на стол ручку
и оборачиваюсь к тебе, чтобы услышать
твое воображаемое приглашение.
У опустевшего холодного камина я пытаюсь
снова довериться нашей дружбе,
и этим утром
я верую, что где-то
мы с тобой
сидим у огня, надежно
укрытые от ветра
любого
прошлого или будущего
исчезновения.
Дарья Кутузова 