Терапия внутренних семейных систем (IFS) и отклик на насилие

Продолжаю урывками слушать саммит про сострадание в психотерапии. Сегодня слушала лекцию Ричарда “Дика” Шварца, основоположника терапии внутренних семейных систем (IFS). Кратко расскажу об этой модели, если кто с ней еще не сталкивался (по книжкам, т.к. я не обучалась IFS, так что те, кто обучался, пусть меня поправят, если я что-то поняла неверно).

***

В некоторых психологических и психотерапевтических подходах считается, что наша личность не монолитна, а полифонична (многоголосна). 

Обычно, когда мы осознаем у себя наличие каких-то частей, мы относимся к ним оценочно: какие-то нам нравятся, а какие-то не нравятся, с какими-то “хорошими» мы идентифицируемся, а от каких-то “плохих” пытаемся избавиться. 

Но на самом деле они все могут жить дружно, если ими будет руководить мудрая зрелая Самость, которая для них всех создает пространство, может каждую выслушать, признать, исцелить, утешить и снять с нее бремя страдания или чрезмерной утомительной ответственности. 

В терапии внутренних семейных систем выделяются три основных типа “частей”: Защитники (при этом некоторые из них Менеджеры, а некоторые Пожарники), а также Изгнанники. 

Изгнанники появляются тогда, когда ребенок в какой-то ситуации испытывает чувства или желания, с которыми не может справиться и которые осуждаются и считаются неприемлемыми, и рядом нет взрослого, который бы его защитил и помог ему. Тогда часть, испытывающая эти чувства или желания, отправляется “в изгнание”. Она не должна оказываться “в фокусе” и “командовать парадом”. В терапии IFS принято использовать метафору “Сиденья Сознания” (кто сидит на этом сиденье, тот и правит). 

Обычно у людей на Сиденье Сознания находится тот или иной Защитник. Эти части появились, чтобы защищать уязвимых Изгнанников от нападок извне, а также для того, чтобы Изгнанники не прорывались в центр и не затопляли своими чувствами всю систему. Каждая часть-защитник умеет что-то одно (или комплекс схожих действий), не воспринимает систему в целом и не учитывает последствия своих действий. 

Мы обращаем внимание на Защитников, когда то, что они делают, чтобы нас защитить, также создает для нас неприятные последствия. Например, у многих людей есть часть, которую можно назвать “Ребенок, который пострадал”. Эта часть нуждается в том, чтобы для нее создали оптимальную среду, утешили, дали выздороветь и восстановиться. Если при этом возникают условия, что болеющий ребенок подвергается каким-то нападкам, другая детская часть может встать на защиту, чтобы, например, отпугнуть тех, кто продолжает давить и приставать; например, ругается, говорит грубые слова, кричит и кидается грязью. Что умеет в рамках своих детских сил, то и делает. А теперь представьте, что в состояние “пострадавшего ребенка” попадает загнанная молодая мама, у которой мелкие дети, с которыми еще невозможно договориться, чтобы они оставили маму в покое, и окружающие взрослые (если они есть), не занимают позицию “я помогу создать оптимальную среду, чтобы ты восстановилась”. Неудивительно, что Сиденье Сознания занимает Защитник, Орущий и Кидающийся Грязью. Но при этом такое поведение расходится с ценностями хорошего родительства, которым хотела бы следовать женщина, и это активирует внутреннюю Осуждающую часть. 

“Зацепки” (trailheads) — это ситуации, активирующие в нас разные части. Это ситуации из разряда “ну сколько же можно наступать на одни и те же грабли”. Муж вечером пришел с работы, сел за комп, жена, хронически не выспавшаяся и умотанная к вечеру, наорала на детей и некоторых побила. Ужасно себя чувствует, хочет над собой что-нибудь учинить, чувствует слабость и беспомощность от того, что в который раз зареклась так себя вести, и вот опять. 

***

Помимо “частей”, у нас есть еще Самость (Self): зрелое, любознательное, сострадательное пространство, способное исцелять.

Самость — это как раз то, что способно к подлинному сочувствию, как другим людям, так и разным внутренним частям (т.е. когда речь заходит о сочувствии себе, естественным образом возникает вопрос, кто во внутреннем пространстве кому сочувствует). 

Что нам известно о Самости?

  1. Самость способна испытывать близость, чувствовать сопричастность с другими людьми,  быть в контакте с людьми гармоничным и поддерживающим образом, быть включенной в сообщество; Самость хочет быть в отношениях, в том числе со всеми «частями» 
  2. Самость любознательная, открытая и принимающая по отношению к другим людям, искренне интересуется ими и не осуждает; она также хочет понять и каждую «часть», ее сильные стороны и добрые намерения.  
  3. Самость проживает любовь и сочувствие в ответ на боль; она создает и держит безопасное пространство, утешает и присутствует. «Части» способны чувствовать сострадание Самости, и от этого они чувствуют себя в безопасности, чувствуют, что их питают заботой. 
  4. Самость спокойная, устойчивая, центрированная и укорененная. Она может со-присутствовать с «частью», переживающей крайне интенсивные эмоции. 

Самость отважная, мужественная, мудрая и творческая. Она никого не презирает. Она сбалансированная, справедливая и в большинстве случаев понимает, как правильно действовать. В идеале, Самость — это мудрый правитель, принимающий решения. Она работает в команде со здоровыми и исцеляющимися «частями». У «частей» самих по себе есть масса сильных сторон и талантов, чего им не хватает — это целостного видения. Это есть у Самости. Самость — как дирижер в оркестре. Это здоровая психика.  

Когда мы смотрим на какое-то явление, и испытываем по отношению к нему что-то, кроме теплого заинтересованного принятия и любопытства, значит, на Сиденье Сознания не Самость, а какая-то из частей. Имеет смысл признать ее и попросить ее отсесть в сторонку, чтобы с ней можно было познакомиться. 

***

4 июня в рассылке Института терапии внутренних семейных систем был опубликован очень важный текст Шварца, касающийся социальной ситуации (в том случае — связанной с произволом полиции по отношению к чернокожим гражданам США). Я его перевела с небольшими сокращениями.

“Сейчас нас атакуют два вируса. Один — это ковид, и это зараза свежая. Другой — это произвол, и он в нашей стране имеет место не первую сотню лет. Сейчас мы видим много инцидентов произвола; но это не значит, что раньше его было меньше. Сейчас появляется возможность запечатлевать происходящее и приглашать других засвидетельствовать. 

У многих из нас-терапевтов были клиенты, которые годами страдали, находясь в абьюзивных отношениях, пока в какой-то момент их Самость, смешавшись с разгневанными частями-защитниками, которые прежде были в изгнании, не прорывалась сквозь стены страха и отрицания и не заявляла: “Хватит!” Такое чувство, что люди, которые сейчас выходят на улицы, достигли этой точки, прежняя привычная внутренняя диспозиция поменялась. Я считаю, что, так же, как и для этих клиентов, для тех, кто выходит на улицы, протест — это прорыв к лидерству Самости, смешанной с прежде изгнанными возмущенными частями. Так же, как и для этих клиентов, то, что будет происходить дальше, зависит от этой смеси. Если освобожденные из изгнания части-защитники могут обеспечить систему энергией, приверженностью идеалам и ценностям, упорством, страстностью, если они могут доверить Самости управление всей внутренней системой, то тогда, хотя это и потребует многих лет постоянной, упорной работы, я верю, что мы сможем жить в стране, в основе руководства которой будут спокойствие, открытость и сострадание, в стране, освобожденной от бремени страданий и раскола. 

Мы, терапевты, работающие в модели внутренних семейных систем, можем что-то сделать для того, чтобы у этого кризиса был возможен положительный исход. Мы знаем, что Самость заразительна, и что когда мы договариваемся со своими частями-защитниками, чтобы они предоставили пространство, у нас есть мужество вовлекаться: быть свидетелями страдания, вызванного бременем трансгенерационной травмы, и действовать устойчиво и сострадательно, чтобы противодействовать тому, что это страдание вызывает. Нам нужна критическая масса коллективной Самости, устойчивой, открытой и сострадательной. 

Мой внутренний процесс во всем этом, я думаю, очень похож на то, что происходит у многих из вас. У меня есть разные части, которые не давали мне занимать активную позицию. “А вдруг ты скажешь что-то не то?” “Ты уже занят по самое не могу, ты не справишься, если возьмешь на себя еще какую-то ответственность”. “Сейчас не время, дождись подходящего момента”. Я, как и многие другие, тоже сильно затронут происходящим, многие мои части активировались и я работаю с ними, уделяю им сочувствующее любознательное внимание, силы и время. 

Чем больше людей будут в каждый момент времени действовать под руководством Самости, тем больше будет мудрых и сострадательных поступков, внутренней цельности и решимости. 

Люди рядом с нами устали от притеснения, устали от жизни в страхе. Устали от бессердечия и несправедливости. Устали от возвращения старых форм насилия, от перепроживания коллективной травмы. Сейчас самое время обратиться к тому, что активируется в нас в ответ на происходящее, прислушаться к этому с сострадательным вниманием и исцелить страдающие части. Помогайте в этом друг другу, создавайте ресурсы для сообществ. Среди нас много талантливых и энергичных лидеров, действующих под руководством Самости”. 

Из чего состоит прощение?

Прощение – одна из самых значимых и неоднозначных тем в жизни практически любого человека. Всех нас когда-то кто-то обижал, все мы когда-то кого-то обижали. Всех нас в детстве учили, что в определенных ситуациях «надо попросить прощения». Некоторые считают, что «попросить прощения» достаточно, и неважно, дадут его тебе или нет. Некоторые чувствуют, что, не получив прощения, не могут жить дальше. А другие не чувствуют, что могут даровать прощение, и от этого считают себя «плохими», «больными» и «неполноценными».

Особенно ярко и мощно тема прощения звучит в жизни людей, переживших насилие, в особенности – насилие со стороны значимых, близких людей. Считается, что прощение необходимо для исцеления. Бывает так, что человек, переживший насилие, обращается за помощью к психологу или психотерапевту, и в этом контексте узнает, что для того, чтобы исцелиться, нужно простить обидчика и простить себя. Иногда люди обращаются на терапию с запросом «я хочу жить дальше, но для этого мне надо его (ее) простить, а я не могу». Порой человек приходит, потому что на этом настояли его близкие: «Ты не можешь его простить? С тобой что-то не так! Иди лечись!»

Но что же такое прощение? Об этом пишут Алан Дженкинс, Максина Джой и Роб Холл — в контексте работы с пережившими насилие и с теми, кто насилие совершал*; однако их соображения применимы и к большинству повседневных ситуаций, когда кто-то кем-то обижен.

Jenkins A., Joy M., Hall R. (2003). Forgiveness and child sexual abuse: A matrix of meanings. In Responding to Violence: a collection of papers relating to child sexual abuse and violence in intimate relationships, Dulwich Centre Publications, Adelaide, Australia, pp. 35-70.

Из чего состоит прощение?

Дженкинс, Джой и Холл выделяют в прощении три аспекта:
Читать «Из чего состоит прощение?» далее

Возможности конструктивного обсуждения сложных ситуаций в обществе

Каждый день, когда мы слушаем радио, смотрим телевизор, читаем газеты или новости в Интернете, нам становится известно о самых разных тревожных, а порой и трагических событиях. Эти события не оставляют нас равнодушными, и мы стремимся разобраться в том, что же они значат для нас, в том, как они могут повлиять на нашу жизнь, и в том, какую позицию мы можем занять в ответ на эти события. Бывает, что они вызывают у нас глубокую печаль, или гнев, или страх, или замешательство. Мы чувствуем, что не способны понять все значение этих событий – будь то убийство какого-нибудь активиста, межэтнический конфликт, испытание ядерного оружия и пр. – в одиночку. Разговоры о волнующих событиях, обсуждение репортажей или статей возникают на работе, дома, при встрече с друзьями. Однако часто, обращаясь к другому человеку для того, чтобы он помог нам прояснить нашу собственную позицию, мы обнаруживаем, что диалога не получается.

Читать «Возможности конструктивного обсуждения сложных ситуаций в обществе» далее

Майкл Уайт о практиках насилия (пересказ)

1) культура насилия постоянно вербует людей, которые будут ее воспроизводить. каждый из нас в той или иной степени завербован этой культурой, и иногда страдает от насилия, а иногда — воспроизводит его. Культура насилия создает контекст, в котором всегда есть возможность обучиться практикам насилия.

2) насилие есть форма притеснения, т.е. лишения людей доступа к ресурсам, внешним и внутренним, которые позволили бы людям жить свою жизнь предпочитаемым образом.

3) прекратить осуществлять насилие может только тот, кто его совершает. Тот, кто подвергался насилию, может только вырваться из-под власти насилия, но не прекратить его; это вообще не их ответственность. Дети, которых насилуют взрослые, не должны, будучи детьми, брать на себя ответственность за изменение практик насилия. Им и так хватает забот. Пострадавшие от насилия могут прекратить замалчивать свое страдание и последствия насилия.

4) Отдельный человек, осуществляющий насилие, не может его прекратить; однако будучи частью сообщества, люди могут изменить существующие культурные практики, способствующие насилию. Например, если мы говорим о насилии мужчин над женщинами, изменить эту ситуацию может сообщество мужчин, включающее в себя как тех, кто совершал насилие, так и тех, кто не совершал.

5) Сообщество тех, кто противостоит насилию, должно не быть расколото на клики по признаку совершения насилия. Ответственность за изменение практик притеснения должны брать на себя все те, кто относится к привилегированной/притесняющей группе.

6) Ни одного человека практики насилия не захватывают полностью. Всегда есть какие-то практики насилия, в которые человек отказывается быть завербованным. Всегда есть какие-то островки в жизни человека, где культура насилия имеет меньше влияния. Важно их развивать, чтобы у человека была надежная территория идентичности, свободная от насилия, на которой он мог бы обосноваться, чтобы изменить свое поведение.

О «контрпереносе» и скрытых практиках власти

(продолжаю читать последнюю книгу Майкла Уайта «Нарративная практика: разговор продолжается»)

Мне было очень удивительно обнаружить в ней главу «О контрпереносе». Нарративная практика — и контрперенос, шутить изволите? Это же не психодинамическая терапия. Дэвид Денборо объяснил мне, что Майкл в свое время тоже очень удивился, когда его пригласили выступить на конференции, посвященной контрпереносу.

Когда я начала читать, я (как в глубине души и ожидала) обнаружила в этой главе нечто, исключительно для меня важное и интересное; поделюсь, может быть, это будет интересно и вам.
Читать «О «контрпереносе» и скрытых практиках власти» далее