«Пожалуйста, познакомь меня с твоими дорогими мертвыми?»

Сегодня думаю о дорогих мертвых и о том, как отсутствие места для разговора о них с дорогими живыми сужает, уплощает и обедняет нашу жизнь.

Цитируя Антуана де Сент-Экзюпери, «человек — это узел отношений». Наше бытие, мысли и действия, — все это всегда, в каждый момент времени, к кому-то обращено. Мы не можем не быть в диалоге. Это может быть диалог с реальными людьми, другими живыми существами, предметами, местами и пространствами, с образами нашей фантазии (или с теми, кто, прежде чем стать достоянием нашей фантазии, был порождением чьей-то чужой фантазии), с обобщенным другим (например, я прямо сейчас пишу это в диалоге с моим обобщенным «дорогим читателем» :)), с Дорогим Мирозданием или как иначе его назвать. Мы всегда, в каждый момент, становимся несколько другими по сравнению с тем, кем были только что, и делаем это в отношениях. И в каждых отношениях — по-особенному, по-своему. Именно этим, во многом, они нам и ценны, — тем, что в них мы можем становиться тем/той собой, каким/какой не можем становиться более нигде. И когда отношения прекращаются или видоизменяются так, что мы больше не можем становиться там тем/той собой, каким/какой нам было ценно в них становиться, — это утрата для нас.

А если это были отношения с реальным человеком и он умер, тогда отношения видоизменяются и продолжают существовать в нашей памяти и воображении. Только теперь нам остается поддерживать их самим — в гораздо большей степени, чем раньше. И часто эта значимая часть нашей жизни невидима для окружающих, не признана ими. В какой момент в общении принято сказать: «А теперь позволь мне представить тебе моих дорогих мертвых?» или «Пожалуйста, познакомь меня с твоими дорогими мертвыми?» Не принято. Современная западная культура не позволяет этого, для этого нет правильного места. И те важные аспекты нас, которые могли реализовываться в отношениях с дорогим мертвым, оказываются изолированы от отношений с живыми. И их становится все сложнее поддерживать самостоятельно, если мы не прикладываем к этому специальных усилий.

И чем больше наших дорогих близких становятся мертвыми, тем больше аспектов нас оказываются отчуждены от наших длящихся отношений с живыми, и тем больше раскол между нами-какими-мы-хотим-быть — и нами-какими-нам-доступно-быть.

Чем мы старше, тем больше наших дорогих близких становятся мертвыми.
На территории «страны болезни» люди становятся мертвыми гораздо чаще, чем на территории «страны здоровья».

И вот в том, что в обществе нет принятого способа знакомить наших дорогих живых с нашими дорогими мертвыми, — один из источников коморбидной депрессии, связанной с хронической болезнью и старением.

Понятно, что наши дорогие мертвые — это наше сокровище, и не с каждым мы поделимся им. Но если в отношениях есть какой-то уровень доверия, близости, надежности, — и мы чувствуем, что наш дорогой живой собеседник не уронит нашего дорогого мертвого, если мы бережно опустим память о нем в его руки, — важно попробовать предложить рассказать. И спросить собеседника о его дорогих мертвых. В подходящий момент. Такой разговор исключительно близок к опыту-переживанию священного.

«Слышишь меня, Шмуэль?..»

Дочитала «Счесть наши дни» Барбары Майерхоф.

Вообще, кто знакомился с нарративной практикой, знают, сколько в ней идей, заимствованных Майклом Уайтом у Майерхоф. Фактически, большая часть того, что характерно именно для нарративной практики и отличает ее от других подходов к работе с людьми, пришло от Майерхоф. Она была антропологом и вначале изучала индейцев уичотль в Мексике. Книга, которую она написала по итогам этого исследования, называется «Охота за пейотом». (И да, если кому интересно, Барбара дружила с Карлосом Кастанедой.)
Читать ««Слышишь меня, Шмуэль?..»» далее