Призвание 2.0 и несовершенный отклик

текст, написанный 11 июня 2016 г.

 

В последние дни я много размышляю о том, что такое для меня «делать то, что делается, а не то, что собиралась» в контексте плохого самочувствия и ограниченных им возможностей. Делать хотя бы что-то — это про веру в себя, в первую очередь. Про уважение к себе — уважение к своим ценностям, к памяти о том, какой мне нравилось быть раньше. И про надежду, что рано или поздно тяжелая полоса закончится, и тогда, если я буду сейчас упорно делать хотя бы что-то, потом я смогу использовать результаты этого наработанного.

И еще для меня это про «Призвание 2.0» и «несовершенный отклик». Сейчас поясню, о чем я. «Призвание 1.0» — так я для себя обозначаю присутствующий в культуре комплекс идей, что человек должен найти «свое призвание», т.е. какое-то одно наиболее правильно соответствующее ему дело (находящееся, например, на пересечении того, что ему хорошо дается, того, в чем нуждаются люди, и того, что вызывает страстную вовлеченность), и раз найдя его, человек должен идти по этому пути, не сбиваясь и не особо тормозя. Этот комплекс идей предполагает, что человек по отношению к призванию может быть только в двух позициях: либо еще не нашел свое призвание, либо нашел и реализует. А если вроде нашел, пореализовывал, а потом перестал, то это как поп-расстрига, предал себя и свои высшие ценности, или это «ему только показалось, что он нашел призвание, а на самом деле не нашел». А если не нашел, то, почитай, и не жил вообще, можно сказать, не состоялся как человек.

Вообще поиск «Призвания 1.0» — это такая очень богатая делянка; чем больше продвигаются эти идеи, тем больше людям можно всякого продать на эту тему, целую индустрию тренингов и прочих продуктов для самопомощи замутить, логично? (у меня тут двойственное отношение — с одной стороны, ну, добро же, кому-то реально помогает. А с другой стороны, подкармливать культурные предписания, выдающие всем желающим и не желающим чувство личностной несостоятельности, если они «не нашли призвание» — эх, что-то не хочется мне поддерживать раздачу чувства личностной несостоятельности… (тут мне вспоминается история про Майлза Хортона, основателя Народной школы Хайландер. В юности он хотел стать миссионером, пока не посетил лекцию одного уже состоявшегося миссионера. Тот рассказывал, скольким сотням людей в Африке поведал об Иисусе — и некоторые (немногие) даже приняли Eго в своем сердце. По ходу рассказа стало понятно, что миссионер убежден при этом, что люди, которые знают об Иисусе, но не принимают Его, после смерти попадают в ад. А те, кто не знает об Иисусе, в ад не попадают (но и в рай не попадают), ибо невежественные язычники. Тогда Майлз Хортон спросил: «Значит, рассказав многим африканцам об Иисусе, вы большую их часть обрекли на посмертие в аду? Лучше б вы сидели дома!»)

Призвание 2.0 — это не «найти свое единственно правильное место в жизни в целом», а «полноценно, мудро и в соответствии с личной этикой откликаться на те обстоятельства, которые тебе предлагает жизнь сегодня». Может быть, именно это — «дхарма», я не достаточно хорошо разбираюсь в буддийской терминологии. Для меня это про то, чтобы не игнорировать то, что затрагивает, не проноситься мимо него, спеша, не пытаться натолкать в себя как можно больше — информации, общения, впечатлений. А наоборот, останавливаться и хотя бы пытаться сформулировать свой отклик — словами, действием, изменением своего внутреннего состояния. Да, многое будет проходить мимо, но с чем-то из обстоятельств мы сможем выстроить полноценные отношения, встретиться с ними. Да, наш отклик часто будет несовершенен, но важно хотя бы пытаться. В контексте «призвания 2.0» нет смысла искать какое-то особое призвание — все то, что тебя призывает, уже тут, перед тобой и вокруг тебя, только и ждет, чтобы ты отозвался на призыв.

Что можно сделать, чтобы не передать эстафету токсического стресса собственным детям

Выживает не сильнейший и не наиболее приспособленный к обстоятельствам. Выживает тот, кто получил больше заботы.

Некоторые люди не становятся сами родителями потому, что в детстве и юности они пережили хронический непредсказуемый токсический стресс, вызванный поступками родителей. Они боятся стать звеном в межпоколенческой “эстафете” токсического стресса. “Если я не смогу стать хорошим родителем, лучше уж я не буду никаким”. “Как я могу дать моему ребенку то, чего я в детстве не имел/а сам/а?” Мы никогда не можем знать заранее, какие наши слова, паузы, действия, отсутствие действий и пр. застрянут у ребенка в голове и будут его ранить и портить ему жизнь. Если две трети людей сообщают, что в детстве у них были травмирующие события, связанные с родителями, это значит, что у двух третей родителей были достаточно серьезные проблемы, подозревают они об этом или нет.

Хронический непредсказуемый токсический стресс, пережитый в детстве, сильно влияет на способность человека распознавать эмоции (свои и других людей), выражать эмоции, контролировать интенсивность своих эмоций, сопереживать, поддерживать. Нарушается работа области мозга, отвечающей за распознавание внутренних сигналов тела. Функционирование мозга меняется таким образом, что когда мозг не решает какие-то проблемы во внешнем мире, дефолтное “пассивное” состояние переживается как дискомфорт, неуютное ощущение (у человека, не пережившего множественную травму или исцелившегося от нее, это дефолтное пассивное состояние — очень комфортное). В таком состоянии очень сложно уделять внимание своим внутренним процессам (потому что неприятно и хочется этого избежать), соответственно, хуже формируется рефлексивная позиция. Человек, у которого был в детстве хронический непредсказуемый токсический стресс, будет больше склонен к непродуктивным поведенческим стратегиям в ситуации конфликта.

Вопрос, на который настоящим и будущим родителям важно найти ответ: “насколько часто мое поведение — это бездумная реакция на то, что меня провоцирует, нажимает мне на разные “кнопки”?”

Даже если ответ “очень часто” — это тоже не приговор. Никогда не поздно многое изменить и что-то исправить. Срываются на детей, рано или поздно, так или иначе, очень многие.

Чувство незащищенности в детстве и болезни в зрелом возрасте

(пересказ первой части книги Донны Джексон Наказавы “Взломанное детство: как наша биография становится нашей биологией, и как нам исцелиться”)

Донна Джексон Наказава — журналистка, которая в сорок с небольшим лет серьезно заболела аутоиммунными заболеваниями, и ей, естественно, стало очень интересно, почему так получилось. Она стала изучать доступную информацию о возможных причинах аутоиммунных заболеваний и способах их преодоления. Среди прочего, она узнала о существовании исследовательского проекта, посвященного влиянию детского опыта, связанного с чувством незащищенности, на здоровье в дальнейшем (Adverse Childhood Experiences (ACE)).

Этот проект был начат одной американской компанией медицинского страхования; по итогам более чем 200 интервью с людьми, испытывавшими в зрелом возрасте серьезные проблемы со здоровьем, было выделено 10 параметров — типичных событий и ситуаций, вызывающих у детей и подростков чувство незащищенности, и составлен опросник, представленный ниже (перевод взят с сайта http://dobroum.com/ndo/ и немного отредактирован):

«Нет для такого подходящей открытки» (обзор книги Келси Кроу и Эмили Макдауэлл)

“У моей знакомой недавно умер ребенок, и я не позвонил ей, не написал, потому что совершенно не знал, что сказать, не мог найти правильные слова, боялся неправильными словами сделать хуже. И теперь корю себя за это — мол, должен был найти хотя бы какие-то слова, а не молчать, не оставаться невидимым. И не знаю, что теперь делать — время-то прошло, и с какой стороны подойти к этой ситуации сейчас? Я в растерянности”.

Знакомая ситуация? Наверняка. Рано или поздно в жизни близких и дорогих нам людей — или не таких близких — случается что-то ужасное. И мы думаем, как выразить сочувствие и поддержку, но иногда не находим правильных слов и остаемся в замешательстве. В результате у нас может сложиться впечатление, что мы “не умеем поддерживать”, и мы сразу отстраняемся, даже не пытаясь что-то сделать… и тем самым наращиваем стену изоляции вокруг человека, у которого случилась беда. А в изоляции переносить беду еще тяжелее.

Поэтому очень важно, чтобы люди знали, как можно себя вести, чтобы поддержать человека, у которого случилась беда. Как повысить способность сообщества отзываться на тяжелую ситуацию в жизни человека? (Вообще, мне кажется, этому надо учить в школе. В начальной. Но и потом, конечно, еще не поздно научиться.)

Я хочу рассказать вам о книге Келси Кроу и Эмили Макдауэлл «Нет для такого подходящей открытки: что говорить и что делать, когда в жизни дорогих вам людей случается что-то ужасное и несправедливое” (There Is No Good Card for This: what to say and do when life is scary, awful and unfair to the people you love, 2017).

Призвание 2.0

В последние дни я много размышляю о том, что такое для меня «делать то, что делается, а не то, что собиралась» в контексте плохого самочувствия и ограниченных им возможностей. Делать хотя бы что-то — это про веру в себя, в первую очередь. Про уважение к себе — уважение к своим ценностям, к памяти о том, какой мне нравилось быть раньше. И про надежду, что рано или поздно тяжелая полоса закончится, и тогда, если я буду сейчас упорно делать хотя бы что-то, потом я смогу использовать результаты этого наработанного.

И еще для меня это про «Призвание 2.0» и «несовершенный отклик». Сейчас поясню, о чем я. «Призвание 1.0» — так я для себя обозначаю присутствующий в культуре комплекс идей, что человек должен найти «свое призвание», т.е. какое-то одно наиболее правильно соответствующее ему дело (находящееся, например, на пересечении того, что ему хорошо дается, того, в чем нуждаются люди, и того, что вызывает страстную вовлеченность), и раз найдя его, человек должен идти по этому пути, не сбиваясь и не особо тормозя. Этот комплекс идей предполагает, что человек по отношению к призванию может быть только в двух позициях: либо еще не нашел свое призвание, либо нашел и реализует. А если вроде нашел, пореализовывал, а потом перестал, то это как поп-расстрига, предал себя и свои высшие ценности, или это «ему только показалось, что он нашел призвание, а на самом деле не нашел». А если не нашел, то, почитай, и не жил вообще, можно сказать, не состоялся как человек.

Вообще поиск «Призвания 1.0» — это такая очень богатая делянка; чем больше продвигаются эти идеи, тем больше людям можно всякого продать на эту тему, целую индустрию тренингов и прочих продуктов для самопомощи замутить, логично? (у меня тут двойственное отношение — с одной стороны, ну, добро же, кому-то реально помогает. А с другой стороны, подкармливать культурные предписания, выдающие всем желающим и не желающим чувство личностной несостоятельности, если они «не нашли призвание» — эх, что-то не хочется мне поддерживать раздачу чувства личностной несостоятельности… (тут мне вспоминается история про Майлза Хортона, основателя Народной школы Хайландер. В юности он хотел стать миссионером, пока не посетил лекцию одного уже состоявшегося миссионера. Тот рассказывал, скольким сотням людей в Африке поведал об Иисусе — и некоторые (немногие) даже приняли Eго в своем сердце. По ходу рассказа стало понятно, что миссионер убежден при этом, что люди, которые знают об Иисусе, но не принимают Его, после смерти попадают в ад. А те, кто не знает об Иисусе, в ад не попадают (но и в рай не попадают), ибо невежественные язычники. Тогда Майлз Хортон спросил: «Значит, рассказав многим африканцам об Иисусе, вы большую их часть обрекли на посмертие в аду? Лучше б вы сидели дома!»)

Призвание 2.0 — это не «найти свое единственно правильное место в жизни в целом», а «полноценно, мудро и в соответствии с личной этикой откликаться на те обстоятельства, которые тебе предлагает жизнь сегодня». Может быть, именно это — «дхарма», я не достаточно хорошо разбираюсь в буддийской терминологии. Для меня это про то, чтобы не игнорировать то, что затрагивает, не проноситься мимо него, спеша, не пытаться натолкать в себя как можно больше — информации, общения, впечатлений. А наоборот, останавливаться и хотя бы пытаться сформулировать свой отклик — словами, действием, изменением своего внутреннего состояния. Да, многое будет проходить мимо, но с чем-то из обстоятельств мы сможем выстроить полноценные отношения, встретиться с ними. Да, наш отклик часто будет несовершенен, но важно хотя бы пытаться. В контексте «призвания 2.0» нет смысла искать какое-то особое призвание — все то, что тебя призывает, уже тут, перед тобой и вокруг тебя, только и ждет, чтобы ты отозвался на призыв.

Старая идея про культивацию состояний

Лет 20 назад у меня была мысль, я про неё периодически забываю, но иногда возвращаюсь к ней. Вот, собственно, и сейчас.

Мысль моя была о том, что в психике человека, в его внутреннем мире точка осознавания путешествует по разным территориям, примерно как усы троллейбуса по проводам. Только провода идут не по два параллельно, а образуют сложную многомерную сеть, в которой есть узлы, аттракторы, может быть, воронки или магнитные центры, в которых точка осознавания оказывается с большей вероятностью. И вот эти узлы мне показалось осмысленным называть состояниями. Состояние — это больше, чем просто телесное ощущение, больше, чем просто эмоция. Состояние — это система, в том смысле, что это целое, которое больше, чем просто сумма его частей.

У каждого человека есть состояния, которые он посещает чаще, и состояния, которые он посещает реже. При этом также можно сказать, что есть состояния более предпочитаемые и менее предпочитаемые. Соответственно, у нас может получиться карта состояний, где по одной оси будет частота, а по другой — качество состояния.

Параллельно я пыталась вникнуть в идею культивации состояний в том виде, в каком её предлагал Аркадий Борисович Ровнер. Мне это было сложно, с одной стороны, по молодости лет, потому что мне просто не хватало жизненного опыта, а с другой стороны, моему уму не хватало операционализации. Что значит состояние? Что значит культивация? Вот примерно с этим я пыталась разобраться в своей первой диссертации (тут важно отметить, что я тогда не справилась, диссертацию забросила, материалы подарила подруге и пошла жить дальше, только изредка возвращаясь к тем мыслям).

Про состояние мне удалось понять, во-первых, что из плохого состояния хорошее действие невозможно. Состояние окрашивает выбор того, что и как нам видится возможным делать. У состояния есть физические корреляты (телесные ощущения), эмоциональные аспекты. В узловых состояниях актуализируются разные наборы мыслей и убеждений. В разных состояниях для нас по-разному возможно общение, переживание принадлежности к чему-то большему (например, к большему социальному целому), переживание трансцендентного.

Что касается культивации состояний, идея в том, чтобы научиться распознавать свои характерные состояния, дать им имена, обозначения, понять, что возможно в каждом из них, понять, что помогает нам войти в каждое из состояний и и что помогает выйти. Соответственно, научиться выходить из непредпочитаемых состояний и входить в предпочитаемые. (Возможно, это и есть повседневная духовная практика и духовная дисциплина.)

Если смотреть с этой точки зрения, то интересующие меня сейчас (последние несколько лет) практики анти-депрессии — это частный случай всё той же идеи о культивации состояний. Просто за 20 лет у меня очень сильно расширилось понимание, как же именно это можно делать и каковы те самые разные стороны, с которых разным людям может быть удобнее подойти к этой теме.

«Пожалуйста, познакомь меня с твоими дорогими мертвыми?»

Сегодня думаю о дорогих мертвых и о том, как отсутствие места для разговора о них с дорогими живыми сужает, уплощает и обедняет нашу жизнь.

Цитируя Антуана де Сент-Экзюпери, «человек — это узел отношений». Наше бытие, мысли и действия, — все это всегда, в каждый момент времени, к кому-то обращено. Мы не можем не быть в диалоге. Это может быть диалог с реальными людьми, другими живыми существами, предметами, местами и пространствами, с образами нашей фантазии (или с теми, кто, прежде чем стать достоянием нашей фантазии, был порождением чьей-то чужой фантазии), с обобщенным другим (например, я прямо сейчас пишу это в диалоге с моим обобщенным «дорогим читателем» :)), с Дорогим Мирозданием или как иначе его назвать. Мы всегда, в каждый момент, становимся несколько другими по сравнению с тем, кем были только что, и делаем это в отношениях. И в каждых отношениях — по-особенному, по-своему. Именно этим, во многом, они нам и ценны, — тем, что в них мы можем становиться тем/той собой, каким/какой не можем становиться более нигде. И когда отношения прекращаются или видоизменяются так, что мы больше не можем становиться там тем/той собой, каким/какой нам было ценно в них становиться, — это утрата для нас.

А если это были отношения с реальным человеком и он умер, тогда отношения видоизменяются и продолжают существовать в нашей памяти и воображении. Только теперь нам остается поддерживать их самим — в гораздо большей степени, чем раньше. И часто эта значимая часть нашей жизни невидима для окружающих, не признана ими. В какой момент в общении принято сказать: «А теперь позволь мне представить тебе моих дорогих мертвых?» или «Пожалуйста, познакомь меня с твоими дорогими мертвыми?» Не принято. Современная западная культура не позволяет этого, для этого нет правильного места. И те важные аспекты нас, которые могли реализовываться в отношениях с дорогим мертвым, оказываются изолированы от отношений с живыми. И их становится все сложнее поддерживать самостоятельно, если мы не прикладываем к этому специальных усилий.

И чем больше наших дорогих близких становятся мертвыми, тем больше аспектов нас оказываются отчуждены от наших длящихся отношений с живыми, и тем больше раскол между нами-какими-мы-хотим-быть — и нами-какими-нам-доступно-быть.

Чем мы старше, тем больше наших дорогих близких становятся мертвыми.
На территории «страны болезни» люди становятся мертвыми гораздо чаще, чем на территории «страны здоровья».

И вот в том, что в обществе нет принятого способа знакомить наших дорогих живых с нашими дорогими мертвыми, — один из источников коморбидной депрессии, связанной с хронической болезнью и старением.

Понятно, что наши дорогие мертвые — это наше сокровище, и не с каждым мы поделимся им. Но если в отношениях есть какой-то уровень доверия, близости, надежности, — и мы чувствуем, что наш дорогой живой собеседник не уронит нашего дорогого мертвого, если мы бережно опустим память о нем в его руки, — важно попробовать предложить рассказать. И спросить собеседника о его дорогих мертвых. В подходящий момент. Такой разговор исключительно близок к опыту-переживанию священного.

Про дружбу, человека фасетчатого и видимость для себя

Сегодня думаю о дружбе, компартментализации жизни, видимости для других и для себя и исцелении как восстановлении цельности.

Раскрою:
мне прислали вчера почитать статью «5 способов поддерживать дружеские отношения, когда у тебя хроническая болезнь». Очень в стиле Дэйла Карнеги, в каком-то смысле («отношения принесут вам больше пользы, если вы будете помнить имя человека, с которым сейчас разговариваете»). Прочный и надежный базис, в общем: «интересуйтесь вашим другом; интересуйтесь тем, что происходит в мире вообще, чтобы было о чем поговорить; заводите новых друзей среди людей, больных тем же, что и вы; не стройте жестких планов; не рассказывайте собеседникам о своей болезни слишком много, ‘бо никому не интересно это слушать».

И вот теперь я думаю, что над этим прочным базисом, — который тоже вызывает у меня некоторое количество сомнений, впрочем, — возможно очень большое разнообразие отношений. В первую очередь мне в голову приходят «пять языков любви» Гэри Чепмена и иже с ним (слова поддержки и ободрения, комплименты; время, внимание, реальная помощь; подарки; совместные занятия по интересам; прикосновения). Дружба для меня — это не «никакая не любовь», это «еще какая любовь». И в разных дружбах «языки любви» конфигурируются по-разному. Да плюс еще добавим сюда измерение территориально-разделенных отношений, существующих сейчас преимущественно онлайн. Есть друзья, с которыми мы обмениваемся комплиментами и словами поддержки. Есть друзья, которым мы можем рассказать важное — и выслушать, или что-то сделать для них (а они — для нас). Можем приехать в гости, с большим или меньшим количеством организационных усилий для этого. Некоторым друзьям мы можем сделать вещный подарок (в том числе, написать письмо от руки, например; это сейчас относится больше к сфере «рукотворного подарка») и принять от них вещный подарок. С некоторыми друзьями мы можем организоваться вокруг музыки, спорта, игр, хобби, просмотра и обсуждения фильмов и книг. С некоторыми, как говорит мой умнейший израильский друг, «соприкоснуться умами». Некоторых мы можем обнять, взять за руку, танцевать с ними, делать массаж и т.п. и т.д.
Получаются иногда отдельные категории: «друг для поговорить», «друг для футбол посмотреть», «друг для на роликах покататься». К ним мы развернуты только одной какой-то своей стороной, остальные для этих отношений неактуальны. Человек многосторонний, фасетчатый.

Еще я при этом думаю про измерение «поверхностности/глубины», а точнее — территории «легкости, простоты и безопасности», с одной стороны, и территории «уязвимости, болезненности, сложности» — с другой. С какими-то друзьями мы можем комфортно общаться только на территории легкости и безопасности, когда мы не предъявляем и не воспринимаем ничего потенциально уязвимого. Погода, шутки из Интернета, жизненные маразмы, красота пейзажей, вот это вот все. Смайлик, бравада, «все нормально». С некоторыми друзьями мы можем позволить себе увидеть чужую — и предъявить свою — сложность, неоднозначность, уязвимость, странность, страстность, «невписуемость» в норму. Не только боль, отчаяние и страх, но и мечты, восторг, благоговение, тайный триумф. Бывают такие отношения, где может быть комфортно на всех уровнях уязвимости, где есть настройка друг на друга и на пространство общения, и можно почувствовать-договориться: «сейчас не пойдем глубоко или высоко, нету сил, давай плескаться на поверхности и радоваться брызгам», — или «дай руку, полетели», «нырни со мной?» Очень мне интересно, что нужно, чтоб они могли сбываться.

Я думаю о том, что если нету таких отношений, в которых комфортно быть на разных уровнях глубины, а есть набор отдельных «фасеток» тематических дружб, то есть риск, что человек никому не будет видим, как цельное сложное существо. В том числе и себе, если он не делает для этого каких-то специальных самостоятельных усилий. И вот если человек невидим для себя как цельное существо, тут-то как раз и раздолье для всякого рода «диссоциированных воспоминаний» — не вписанных в истории и оставшихся вне времени кусков опыта. Некоторые из них — «вечное настоящее» боли и страха, некоторые из них — отчужденные от человека источники его сил и смысла жизни.

Это к тому, что некоторые из советов в той вчерашней статье меня напрягли. «Не рассказывай другим людям о своем опыте болезни», стань невидимым. Наполняй дружбу содержаниями из внешнего мира, оставайся на безопасном уровне.

Тут снизу в мою голову постучали и говорят: «кажется, ты изобретаешь велосипед. Пойди-ка Брене Браун почитай».

«Чему я научилась, когда это читала?»

Меня, как и многих других людей нашего времени (может быть, и вас тоже) успокаивает вид печатного текста – на бумаге или на экране. Когда в жизни что-то неясно, что-то тревожит, и что с этим делать — непонятно, гораздо проще оказывается уткнуться в какой-нибудь текст, и практически неважно, какой. Френдлента; социальные сети; новостные порталы; фанфикшн; оригинальные литературные произведения различной художественной ценности… список можно продолжать. Иногда это своего рода эскапизм, бегство от действительности, привычка, дающая ощущение комфорта. И при этом – постоянный источник информационного стресса, перегрузки сведениями, которые мы не успеваем «переварить».

В ходе эксперимента на себе, о котором речь шла в предыдущем посте, я обнаружила, что довольно часто задаю себе вопрос: «Ну, и прочитала я вот это, и еще вот это и это, — и что?! Чему я научилась? Зачем я это читала? Как это связано с моими актуальными интересами?»

И я решила, что раз этот вопрос повторяется, надо сделать его из риторического – реальным, и выстроить вокруг него письменную практику.

«Колесо жизни» и удовлетворенность отношениями

Я очень люблю коучинговое упражнение «колесо жизни»: берется и рисуется круг, делится на 8 секторов, центр круга принимается за 0, окружность — за 10. Дальше каждому сектору приписывается какое-то значение (например, сфера жизни), и задача человека, выполняющего это упражнение — отметить в каждом секторе степень своей удовлетворенности этой сферой жизни, заштриховав определенную часть (т.е. если вот этим сектором я довольна примерно на 8 баллов из 10, я провожу дугу между точками на радиусах, соответствующими 8-м делениям шкалы, и от центра до этой дуги заштриховываю). Очень наглядное субъективное шкалирование получается, этакая «отражающая поверхность». И дифференцировать так можно все, что угодно.
Вот, недавно на консультации мы дифференцировали удовлетворенность совместной жизнью у партнеров по браку, а потом я стала играть в это по поводу отношений вообще. Сейчас расскажу 🙂